Большое время [= Необъятное время] - Фриц Лейбер

Никто не рассмеялся в ответ на эксцентричный сарказм Эриха, и все же я подумала, что конечно, он поганец, этот истеричный седой коротышка, но в чем-то он прав – Лили сейчас здорово повезло, и она желает преподнести нам это блюдо на тарелочке, но ведь любовь так не готовят и не сервируют.

Относительно Хранителя она в общем-то высказала неплохие мысли, особенно в том, что касалось девушек-призраков, которые в принципе могли бы сделать интроверсию – это по крайней мере объяснило бы, почему не было никакого сигнала, всей этой ерунды из инструкции насчет мигающих огоньков.

И если что-то исчезает без движения, то это действительно может не привлечь к себе внимания. Похоже, что и все остальные над этим призадумались, потому что никто не отреагировал на злобную эскападу Эриха.

Однако я так и не могла представить себе, хотя старалась изо всех сил, куда же можно спрятаться в этом сером мешке Пустоты. Я снова начала задавать себе всякие вопросы, и под конец решила: «Давай-ка, Грета, жить своим умом. Надеяться можно только на себя».

– Самое ужасное в жизни Демона – это то, что все Время находится в твоем распоряжении, – говорила Лили с улыбкой. – Ты не можешь закрыть черный ход во вчера или парадную дверь в будущее и просто жить своим настоящим. Но сейчас это сделано для нас: Дверь закрыта, и нам не придется больше перелицовывать свое прошлое или будущее. Ни Пауки, ни Змеи никогда не смогут найти нас; разве приходилось кому-нибудь слышать о Станции, которую нашли после того, как она пропала? И вот что говорили мне знающие люди. Интроверсия – это конец в том, что касается тех, кто находится снаружи. Так что нам не угрожают ни Пауки, ни Змеи, нам не нужно снова быть чьими-то рабами или врагами, и у нас есть Станция, на которой мы можем жить в новой жизни, Станция, полностью приспособленная для нас.

Она сделала паузу.

– Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду? Мне это объяснили Сидней, Бургард и доктор Пешков. Станция – это самообеспечивающийся аквариум, как и космос. Никому не ведомо, сколь долго в Большом Времени она использовалась, причем на нее не завозили ни крошки новых материалов только предметы роскоши и людей – и не выбрасывали ничего после использования. Никому не известно, сколько еще веков она сможет поддерживать жизнеобеспечение. Я никогда не слышала, чтобы Малый Хранитель мог испортиться. У нас есть будущее, мы в безопасности, насколько это вообще возможно. И у нас есть Станция, на которой мы можем жить все вместе.

***

Понимаете, она была чертовски права, и я осознала, что все это время в глубине души у меня зрело убеждение, что мы или отравимся чем-то, если немедленно не откроем Дверь – или еще что-нибудь стрясется. А уж я-то должна была знать, потому что мне пришлось целых сто снов провести на Станции без Двери, отсиживаясь в «лисьей норе». Мы были вынуждены тогда переключиться на замкнутый цикл жизнеобеспечения – и все было нормально.

Ну а потом – так уж устроены мои мозги – я попыталась представить себе последствия нашей совместной жизни, самих по себе, как говорила Лили.

Перво-наперво я начала разбивать всех на пары – ничего не могла с собой поделать. Посмотрим: четыре женщины, шесть мужчин и два внеземлянина. «Грета, – сказала я себе, – ты явно станешь мисс Полли Андрой. Мы будем выпускать ежедневную газету и организуем школу народных танцев, бар будем открывать только по вечерам, а Брюса заставим писать историю Станции в стихах». Я даже подумала, хотя это была вообще уже совершенная чушь, насчет школы и детей. Интересно, какие они были бы у Сидди или моего маленького коменданта. «Не подходите близко к Пустоте, малыши». Конечно, хуже всего пришлось бы двум внеземлянам, но Севенси по крайней мере не так уж сильно отличался от нас, а умники-генетики, говорят, добились потрясающих успехов; Мод, должно быть, об этом кое-что знает, и в Хирургии есть всякие удивительные штуковины, и когда Док протрезвеет… Топочут маленькие копытца…

– Мой любимый говорил вам о призыве к миру, который мы можем отправить в космос, – продолжила Лили, – и положить конец Большим Переменам, и исцелить все раны, которые мы нанесли Малому Времени.

Я глянула на Брюса. Его лицо было застывшим и напряженным, как случается даже с лучшими из мужчин, когда девушки начинают толковать об их мужских делах, и не знаю почему, но я сказала себе: «Она же его на кресте распинает, она его пришпиливает к той его идее. У женщин такое случается, даже когда в этом и нет особого смысла, как, скажем, сейчас».

– Это была прекрасная мысль, – продолжала тем временем Лили, – но сейчас мы не можем ни принимать, ни отправлять посланий, и мне кажется, что в нынешнем положении любая миротворческая попытка запоздала. Космос слишком запутался из-за перемен, они зашли слишком далеко. Он растворится, иссякнет, не оставив за собой и обломков. Мы – уцелевшие после кораблекрушения. В наши руки перешла эстафетная палочка – факел жизни.

Быть может, мы – это все, что осталось от космоса; вы не подумали, что Ветры Перемен утихли оттого, что иссяк их источник? Может быть, мы никогда не достигнем иного космоса, может быть, мы будем вечно дрейфовать в Пустоте, но разве кто-нибудь из нас испытывал на себе, что такое интроверсия? Кто знает, что мы можем, а чего не можем делать? Мы – семя, из которого вырастет новое будущее. Быть может, все обреченные вселенные рассеивают вокруг себя семена, подобные этому? Это семя, это эмбрион, и пусть он растет.

Она бросила быстрый взгляд на Брюса, а затем на Сида и процитировала:

«Идемте, друзья, никогда не поздно искать новый мир».

Я стиснула руку Сида и начала было что-то ему говорить, но он явно был сейчас далеко от меня; он слушал, как Лили цитирует Теннисона, глаза завороженно следили за ней, рот открыт, как будто он надеялся что-нибудь проглотить – ох, Сидди!

А потом я увидела, что и другие точно так же уставились на нее.

Илилихис воображал прекрасные перистые леса, куда более пышные, чем на давно мертвой Луне. Выращенная в оранжерее Мод ап-Арес Дэвис пробралась зайцем на звездолет, направляющийся в другую галактику, а может, раздумывала, насколько иной могла бы быть ее жизнь, о детях, которых она могла бы иметь, если бы она осталась на планетах, в стороне от Меняющегося Мира. Даже Эрих, похоже, собирался блицкригом завоевывать иные галактики, а Марк – повергнуть их к ногам восьминогого фюрера-императора. Бур с трепетом предвкушал путешествие по небывало широкой Миссисипи на невиданно громадном колесном пароходе.

Даже я – ну, я мечтала о Великом Чикаго. Так что мне пришлось сказать себе: «Давай-ка не будем поднимать поросячий визг по этому поводу», но я посмотрела на Пустоту и содрогнулась, представив, как она отодвигается от нас и вся Станция начинает расти.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});